О правительстве о новом
Уж обмолвился я словом,
Не касаяся имен,
Кто дурак и кто умен.
Не хотелось, между нами,
Стих марать их именами.
Но, чтоб нити все связать,
Мне придется рассказать
О министре самом главном
И конце его бесславном.
Чтобы дать его портрет –
Добрых слов в запасе нет,
А браниться неуместно.
Полагаю, всем известно,
Что он Керенским звался.
Но откуда он взялся?
От эсеров, вот откуда!
Легковеры ждали чуда:
Адвокат, мол, говорлив,
Говорлив, да не сварлив.
Бывши в Думе депутатом,
Объявлялся демократом,
Значит, станет за народ.
Вышло ж все наоборот.
Не туда он руль направил,
С бедной братией лукавил,
С богачами жил в ладу
И дудил в одну дуду.
Лебезя пред богачами,
Упивался их речами.
Богачи ж – не знал холоп –
Под него вели подкоп.
Телеграмма – трах! – из Ставки:
«Убери-ка ноги с лавки
Да проваливай ко псам!
Подудить хочу я сам!»
Адвокатик, взвывши матом,
С просьбой слезною к солдатам:
«Помогите! Караул!»
Поднялся в казармах гул:
«Шут с тобой! Помочь нетрудно,
Только правишь ты паскудно.
Не исправишься – гляди:
Тож от нас добра не жди!»
Дурака учили мало.
Офицерство не дремало.
Как Корнилов-генерал
Артиллерию сбирал:
«Вы, ребята-ребятушки,
Заряжайте свои пушки
Да начните-ка палить,
Чтоб правительство свалить.
Мне правительство не мило,
Бунтарей не догромило.
Канителить неча зря.
Погуляли без царя!»
Отвечали тут солдаты:
«Вона, брат, махнул куда ты!
Нет, Корнилов-генерал,
Не на глупых ты напал.
Вот, пожалуй-ка в кутузку,
Петля будет на закуску!»
Что же сделал адвокат?
Наплевавши на солдат,
После доброй их подмоги
Обивать, злодей, пороги
К богачам пошел опять.
«Ах, должны же вы понять,
Что для вас я – друг ваш верный,
Ваш слуга нелицемерный
И что вас я под беду
Никогда не подведу.
Черный люд мы успокоим:
Предпарламентик устроим,
Членов так мы подберем,
Чтоб не пахло бунтарем.
Словом, будет – говорильня,
И буфетик, и курильня.
Пусть там малость погалдят:
Этим нам не повредят.
Мы к ним раз-другой заглянем,
Месяц как-нибудь протянем,
Через месяц поглядим:
Хорошо ли мы сидим?!»
Посидели две недели
И тормашкой полетели.
«Коемуждо поделом!»
Вышел сразу перелом.
Люд рабочий да солдаты,
Окружив дворцы-палаты,
Объявили власть свою!
Трудовой народ в бою.
Час назад войска шли мимо,
Видел Ваню я и Клима,
Может быть в последний раз.
Прощание
Кончен, братцы, мой рассказ.
Будет, нет ли – продолженье?
Как сказать? Идет сраженье.
Не до повести. Спешу.
Жив останусь – допишу.
А погибну? Что ж! Простите.
Хоть могилку навестите.
Там, сложивши три перста,
У соснового креста
Средь высокого бурьяна
Помолитесь за Демьяна.
Жил, грешил, немножко пил,
Смертью грех свой искупил.
25 октября/7 ноября 1917 г.
Петроград
В дни октябрьской славной схватки
Мы простилися, ребятки;
Я, готовясь пасть в бою,
Сам оплакал смерть свою.
Есть в том чудо, нет ли чуда,
Но… я жив еще покуда
И, буржуям на беду,
С вами речь опять веду.
Да, на чем я кончил, кстати?
Пров Кузьмич скулил у бати,
Поминая бабкин квас:
«Жди несчастья каждый час!»
«Жди несчастья». Ненароком
Оказался Пров пророком:
Скоро впрямь стряслась беда,
Вроде «Страшного суда».
В день «Косьмы и Дамиана»
Вышло солнце из тумана,
Сквозь узорное стекло
В церковь луч свой навело.
В церкви уймища народу.
Поп кропило тычет в воду.
Окропивши всех водой,
Батя, бледный и худой,
И приметно спавши с тона,
«Братья! – речь повел с амвона. –
Сообщу вам злую весть:
Дней тому примерно шесть,
К нашей общей всей досаде,
Приключился в Петрограде
Вновь большой переворот:
Большевистский всякий сброд,
Мразь фабричная, матросы,
Словом, всякие отбросы