В убогой церковке толпятся стар и млад
От алтаря и до притвора.
«Ой, батюшки, умора!
Должно, жених взаправду клад,
Что у него невест такая свора!»
«Где, где они?»
«Вон, матушка, гляди:
В нарядах подвенечных!
Столпилось впереди
Чуть не полдюжины сердечных!»
«С одним-то женихом?»
«Ай, да Пахом!»
«Ай, бабий же угодник!»
«Пришлось крутенько, греховодник?»
Пахом то на невест зернет, то на толпу.
Ни жив ни мертв стоит бедняга пред налоем.
Невесты с воем
Кидаются к попу.
«Ох, – поп кряхтит, – куда ж девать мне вас,
ей-богу?
Чай, будет с паренька невесты и одной».
«Ребенка прижила!»
«Врет, врет она, родной!»
«Ославил!»
«Обманул!»
«Со мной венчай!»
«Со мной!»
«Тьфу, чтоб вас, – плюнул поп, – тут
дьявол сломит ногу!»
И, утирая рясой пот,
Поп кличет сторожа: «Федот,
Зови урядника скорее на подмогу,
Пускай он разберет,
Кто врет.
А я за всех не отвечаю.
Какую из невест урядник отберет,
Я ту и обвенчаю!»
«Нет, не доволен я Москвой!»
А. Гучков (после провала).
«Тереху выбрали! Да что вы, очумели?
Ну, нечего сказать, сыскали ходока!»
На весь на сход орет Лука:
«Юле доверились, проныре, пустомеле…
Да я чем хуже, в самом деле?»
«Эх, – крякнул дед Ермил, – Лука, не шебарши!
Вы оба хороши,
Одна вам и цена и мера…
Взяла бы вас холера!
На кой бы вы нам дались ляд,
Когда бы довелось нам выбирать свободно,
Кого самим угодно,
А не кого велят?
Слышь, опчество кого облюбовало? Клима!
А где наш Клим? Тю-тю! Пыль только вслед легла,
Так хоть потешимся, коль наша не взяла.
Уж был ты „ходоком“, видали – подхалима!
Посмотрим, как теперь почнет
Мудрить юла?»
Задержаны и арестованы три народных певца, распевающих по дворам песни революционного содержания.
Размахнулся б я басней задорною,
Распростясь на минуту с кручиною,
Да боюсь, чтобы слезы не брызнули
Под веселой личиною.
А и спел бы я, братцы, вам песенку
Обо всем, что на сердце скрывается,
Да не всякая песенка
До конца допевается.
В момент весьма серьезный
(Обжоре хищному, Кроту, попавши в рот)
Взмолился Жук навозный:
«Не ешь меня, высокородный Крот!
Ты знаешь сам, слыву я жестким блюдом,
Меж тем живым я – побожусь! –
Тебе в чем-либо пригожусь».
Внял Крот мольбе каким-то чудом:
«Ин так и быть, живи,
Комар тебя язви!
Желудок свой изнежив червяками,
Намедни, впрямь, его расстроил я жуками
И натерпелся мук.
А ты как будто славный малый:
Храбрец и говорун. Должно, взаправду Жук
Бывалый.
Послушай: по душам потолковав со мной,
Уж вот как ты меня обяжешь,
Когда мне обо всем, что знаешь, порасскажешь.
Хотелось бы мне знать, к примеру, как весной
Благоухают розы.
Слыхал я стороной,
Что аромат у них довольно не дурной».
«Душок – божественный!» – утерши лапкой слезы,
Счастливый Жук жужжит Кроту
И, чтобы отплатить ему за доброту,
Желая показать, как дивно пахнет роза,
Подносит… шарик из навоза.
На вкус и цвет
Товарища, как говорится, нет.
«Полой политику!
Да здравствует эстетика!»
Из современных лозунгов.
Ослу, каких теперь немало,
Наследство с неба вдруг упало.
Добро! За чем же дело стало?
Схватив что было из белья
Да платье модного покроя,
Летит на родину Илья
(Так звали нашего героя).
«Ах! Ах! – приехавши домой,
Заахал радостно детина. –
Какая прелесть, боже мой!
Ну что за дивная картина!
Обвеян славной стариной,
Как ты прекрасен, дом родной!
Привет, почтенная руина!
В тебе живут былые дни.
Священна каждою песчинкой,
Стой, как стояла искони!
Тебя я – боже сохрани –
Чтоб изуродовал починкой!»
Избравши для жилья покой
Полуразрушенный, с пролетом,
Лишенным кровли, наш герой
Ликует, хоть его порой
То куры угостят пометом,
То сверху треснет кирпичом,
То дождь промочит. Ровным счетом
Илье все беды нипочем.
Сроднись душой и телом с грязью,